Сегодня, получив очередную рассылку портала Executive со свежим интервью с Борисом Кагарлицким, подумал, что при написании последних частей своего «Русского цикла» я совершил одно упущение, которое сейчас и пытаюсь исправить.
Вообще-то я стараюсь всегда фиксировать авторов, оказавших влияние на формирование тех или иных моих воззрений, даже если в остальном идеи этих авторов или они сами категорически мне чужды. Однако с Борисом Кагарлицким я этого сделать забыл.
Меж тем, конечно, при развитии своей концепции России как периферийной (субзападной) империи в рамках валлерстайновской миро-системы, в подкорке я держал соответствующий труд Кагарлицкого «Периферийная империя: циклы русской истории», который совершенно выпал у меня из головы. Кстати, пользуясь случаем, рекомендую всем интересующимся ознакомиться с этой интересной работой.
Помимо общих методологических точек соприкосновения с данной концепцией, мне представляется верным и ряд практических выводов г-на (товарища?) Кагарлицкого
«E—xecutive: А как нам подняться в глобальной экономике, поменять роль?
Б.К.: Россия станет значимой в мировой экономике, когда ей и большей части других стран станет понятно, что не нужно конкурировать. Потому приоритетные задачи человечества должны решаться путем сотрудничества, а не конкуренции. Глобальная задача – разрабатывать технологии, которые ориентированы не на конкурентную, а на кооперационную среду. Сейчас говорят, что 21 век – это век сетевых технологий, и одновременно говорят о необходимости усиления конкуренции. Но эти вещи несовместимы. Ведь конкуренция производится в вертикально интегрированной структуре на нейтральном поле.
Это в общем именно то, как я смотрю на данный процесс, о чем и собираюсь написать в ближайших частях «Русского цикла». В этом смысле надо отметить на важность и необходимость освоения теми, кто всерьез занят проработкой некоей реальной «национальной идеи» (а не государственно-агитпроповского суррогата) и «русского пути» левой, в частности, марксистской и постмарксистской методологии с ее классовым и миро-системным анализом.
При этом, не будучи левым, но будучи схожим с левыми в оценке ряда исторических фактов и трендов развития, считаю нужным указать и на принципиальное расхождение с ними, как минимум, по двум вопросам.
1) Методология, ценностный подход
Социально-экономические, формационный и/или миро-системный инструментарии левых представляются мне крайне важными при анализе принципиальных исторических явлений, но при этом, я категорически не приемлю экономический редукционизм, то есть, сведение всей логики развития истории к одной лишь экономике, и рассмотрение других факторов исключительно через ее призму.
Что касается меня, то в своем историческом анализе я стремлюсь сочетать, во-первых, культурологический подход Леонтьева и Шпенглера, во-вторых, социобиологический подход Ибн Халдуна и, в-третьих, социально-экономический подход Маркса, Валлерстайна и ряда других авторов. Поэтому, моя методология не является как чисто правой, так и чисто левой, но своего рода право-левой.
2) Практическая политика
Несмотря на то, что я в принципе согласен с Кагарлицким по сути вышеприведенной цитаты, рискну предположить, что практическую реализацию этих выводов мы будем понимать принципиально по-разному.
Так, надо помнить, что г-н Кагарлицкий является одним из лидеров и идеологов «Левого Фронта«, программа которого предполагает максимальное обобществление собственности и ограничение частного сектора.
Мое же видение этого вопроса прямо противоположно — я выступаю за максимальную поддержку именно частного, малого и среднего бизнеса и ограждение его от гнета двух потенциальных противников — крупного капитала и бюрократии, читай, государства.
Как этого можно добиться, на мой взгляд? Через реализацию прежде всего двух социально-политических парадигм, грубо говоря, анархической — то есть самоорганизацию и максимальное высвобождение от гнета, препонов и ограничений малого и среднего бизнеса: лавочников, кустарей, фермеров и т.д., и, грубо говоря, монархической — то есть восстановление политической суверенности власти и ее эмансипацию от крупного капитала и крипто-элиты, в действительности правящей современными государствами через т.н. «политический класс» и систему закрытых клубов.
Ставящий перед собой задачу возвращения политического суверенитета верховный монарх и низовой анарх являются объективными союзниками по общественному договору. В этом смысле угрозу политическому суверенитету монарха представляет прежде всего именно крупный, по природе своей монополистически-транснациональный капитал, который он всячески должен репрессировать и ограничивать (в том числе через неукоснительный запрет ростовщичества во всех формах). Напротив, среда анархов, бюргеров или земства с черной сотней являются органической опорой политического суверена, ибо и составляют кровь и плоть любой свободной и здоровой нации.
В чем в описанной ситуации кроется потенциальная опасность и проблема?
В том, что черный люд, анархи не могут решать те мобилизационные экономические задачи, без которых невозможно обеспечение геополитического и геоэкономического суверенитета государства. В этой связи риск заключается в том, что, стремясь к их решению, политическая власть пойдет на союз с крупным капиталом, в результате чего в итоге превратится в его марионетку.
Выход из этого я вижу только один — в решении данных мобилизационных задач самим государством некапиталистическими методами, то есть, в рамках государственного сектора экономики, подчиненного плановой логике развития и если и вовлеченного в капиталистический оборот по необходимости, то в международном масштабе, а не национальном.
В таком случае возникает и еще один риск — того, что экономически мощный государственный сектор начнет давить национальный малый и средний бизнес, экспроприировать из него средства для решения тех же мобилизационных задач.
Однако это и возвращает нас к вопросу о том, что в рамках этой парадигмы Нации нужен (в идеале) Государь, но совершенно не нужно Государство как структуралистская машина.
То, что называется государством в такой политической системе должно быть не синонимом страны или нации, каркасом которых как раз должны быть общины и земства, но своего рода Орденом или Опричниной от слова «Опричь», кроме, то есть, нечто как раз отделенное, обособленное от Земщины, земли, страны.
Но в отличие от старой русской политической культуры, которая формировалась сверху, через монархию, новая русская (если мы говорим о русской) должна формироваться снизу, через анархию и подразумевать давление черного люда — самоуправляющихся общин и поселений на Опричнину, что возможно как при наличии некоего общественного договора в целом, так и при незыблемости ряда практических его элементов, в частности, всеобщего вооружения народа, наличия гражданских милиций, местного самоуправления и независимых судов.
Больше того, в таком случае должна иметь место как раз противоположная парадигма в виде перманентного раскулачивания государства черным людом, в виде участия граждан в распределении ренты, находящейся в управлении Опричниной в интересах Земщины.
В этом смысле Анархия должна действительно стать матерью порядка, нового русского порядка и новой русской монархии, являющейся сгустком политической воли самой Русской Земли, а не чем-то инородным по отношению к ней.
(опубликовано в «livejournal«)