В «Русском цикле» я охарактеризовал XIX век как точку бифуркации германо-русской, иначе говоря, петровско-павловской культуры, период, в который, с одной стороны, она достигла своей предельной зрелости, с другой стороны, незамедлительно оказалась вовлечена в водоворот глобальных процессов, из которых уже не сумела выбраться. Что было после этого и перед этим, об этом в будущей книге (полный текст уже готов и сейчас редактируется), но есть один комментарий к тезису о завершенности европейско-русской культуры, которым я бы хотел здесь поделиться.

На мой взгляд, эпоха зрелого европейского русского типа длилась век: с середины XIX по середину XX века.

И вот почему.

Показателем зрелости определенного человеческого типа в современных условиях является способность его представителей обретать самостоятельную политическую субъектность и реализовывать общественно-политические проекты независимо от своего государства и даже вне его территории. То, что и до того этим занимались русские секты вроде некрасовцев и липован мы знаем, однако, русских сектантов вряд ли можно признать представителями русского культурного типа (петровско-павловской культуры), скорее, это «другие русские». Впрочем, даже применительно к русским сектантам пик их активности и самоорганизации как на окраинах России (Кавказ: молокане, духоборы), так и в эмиграции приходится именно на вторую половину XIX века, что подтверждает тезис о том, что именно в это время в русской атмосфере сгущаются энергии, приводящие в движение активных русских людей.

Но в середине XIX века появляется такой феномен как политическая эмиграция образованных русских.

Первым известным ее представителем стал Герцен, который не только начал выпускать в Англии «Колокол», читавшийся по всей России, но и принимал участие во всевозможных политических интригах европейского масштаба. Насколько успешно — это другой вопрос, но факт в том, что в его лице мы видим образованного русского, ведущего свою игру вне России и влияющего на Россию извне.

Герцен стал предтечей красной русской эмиграции, фактически проторив ей дорогу в Европу. По его стопам далее идет Михаил Бакунин, который был не просто одиночкой-эмигрантом, но, на минуточку, рубился с Марксом за его Интернационал, став знаменем не только и не столько русского (хотя он был русским этническим националистом), но европейского и всемирного анархизма!

Третий — Плеханов, оседает в Европе и начинает формировать вокруг себя уже марксистскую эмигрантскую диаспору. Итак, все трое — русские, ни разу не евреи.

Не был евреем и другой ключевой деятель русской марксистской эмиграции — Ленин, хотя его прадедушкой и был крещенный еврей-антисемит, ни по каким критериям (ни по расовым, ни по религиозным, ни по этнокультурным) он не может считаться евреем, это, конечно, стопроцентный продукт русской имперской культуры. Уже в начале ХХ века евреи становятся преобладающим элементом красной эмиграции и мы знаем, чем это все закончилось, однако, факт в том, что эмиграция, из которой родилась большевистская революция, возникла из зрелой европейской русской культуры, из русского общества и ее первопроходцами были сильные русские личности.

1917 год запустил процесс антиселекции в отношении качественных русских, однако, история их как типа (речь не об отдельных индивидах, они есть и сейчас, но о типе, поколении) продолжилась до середины ХХ века, и тоже в эмиграции, на этот раз белой.

Совсем недавно я осознал, что мы, постсоветские люди, привыкли смотреть на белую русскую эмиграцию через совершенно сбитый прицел ее восприятия как отвлеченно-исторического явления, остатков «России, которую мы потеряли». Мое предложение заключается в том, чтобы рассматривать европейскую русскую эмиграцию (как белую, так и красную) как актуальный социальный феномен, то есть, рабочую модель.

Если красная эмиграция была уделом десятков, максимум, сотен экзотов, то в белую эмиграцию были вовлечены миллионы носителей европейской русской культуры, фактически, весь ее «остаток», если использовать библейский термин. Что крайне важно, они были не просто стихийным феноменом турбулентной европейской истории того времени, но сумели создать целый хорошо структурированный мир за пределами России. Не было практически ни одной европейской страны, в которой не просто не было бы русских — практически везде русские диаспоры создавали эшелонированную общинную инфраструктуру от образовательных учреждений (школы, институты) до политических (многочисленные партии, союзы, движения) и военных.

Европейским русским фактически удалось создать свое экстерриториальное государство подобно тому, как это сделали сионисты. И в том, и в другом случае ставилась задача воспроизводства национальной жизни в рассеянии, придания ей организованного вида и утверждения этой организации в последующем на исторической родине.

Как и радикальные сионисты, реалистически мыслящие белые русские понимали, что вторую часть этой задачи можно реализовать только военным путем. Методы ее решения были схожими: у сионистов существовали не только боевые подразделения, которые вели террористическую войну в Палестине, но они готовили будущую армию своего будущего государства на основе Еврейского легиона — боевого соединения, которое искало любой возможности участия в войнах в составе регулярных армий с целью приобретения необходимого боевого опыта и обучения кадрового состава, как о том честно писал Жаботинский.

Размах русской экстерриториальной армии был не менее внушительным, чем у сионистов. В одном только РОВСе на пике его могущества состояло около 100 тыс. кадровых военных, организованных в международную иерархическую структуру (по сути, орден), имеющую свои военно-учебные заведения и источники финансирования. У нас всю эту историю принято воспринимать как какую-то безжизненную романтику, но чтобы осознать эти вещи предельно жизненно можно попытаться с современных позиций осмыслить такие ведущие фигуры РОВС как генерал Кутепов. А это был фактически русский Шамиль Басаев своего времени, который и решал вопросы финансирования и организации этой огромной империи (по сути, мафии), и борьбы внутри нее с ГПУ-шными агентами (сам Кутепов в итоге был выкраден чекистами и умер по дороге в СССР), и засылал террористические группы, совершавшие успешные диверсии на территории СССР.

Очень интересен пример Русского Охранного Корпуса на территории Югославии: он образовался из самозащиты русскими боевыми офицерами русской диаспоры в иностранном государстве (!), ибо к тому времени начались случаи нападения на ее представителей коммунистическими партизанами. Что еще интересно в этой ситуации, так это то, что членам этого возникшего из сугубо практических соображений подразделения были абсолютно чужды панславистские сопли, которые жевали русские почитатели «братушек-сербов»: «охранники» заключили пакт непосредственно с германским командованием и если было нужно давали отлуп не только коммунистам, но и четникам, жестко защищая интересы своего проекта.

Множество русских эмигрантов — не только членов РОВС и других военизированных организаций, но и одиночек, в индивидуальном порядке поступали в военные училища и на службу в различные регулярные армии с твердым намерением применить в будущем эти навыки для освобождения России от коммунистов. Наиболее известным из них оказался Борис Смысловский, кавалер ордена Германского Орла, в подчинение которому было передано 12 русских батальонов, из которых впоследствии была создана Русская Национальная Армия в составе Вермахта.

Небесспорна, хотя и не менее интересна в этом отношении организация НТС (Национально-Трудовой Союз российских солидаристов). Она изначально возникла на волне конфликта «отцов и детей» в эмиграции и ее modus operandi на практике заключался в противопоставлении эмигрантской молодежи «старикам», порой приобретавшем крайне нездоровые формы. Тем не менее, надо отметить, что в отличие от РОВС, возникшего на основе ветеранов Русской регулярной армии, НТС, который создался снуля, в эмиграции, удалось в годы Второй мировой инфильтровать своими агентами почти все курсы подготовки военно-командного состава РОА. Реально это была крутая и захватывающая история, но кончилась она печально: так как НТС был антинемецкой организацией, прокол за проколом немцы не только вскрыли заговор их внедренцев, но и устроили жестокую зачистку не только НТС, но и всех русских военных кадров в составе Вермахта, что стало очень сильным ударом по русскому делу на той стороне.

Вторая мировая стала апофеозом деятельности русской военной эмиграции, но она же стала и ее концом. Вторжение Германии в Россию было шансом, которым было трудно не воспользоваться: на тот момент русская эмиграция представляла собой целый бурный мир с сотнями различных социальных, политических, военных организаций, в которые были вовлечены десятки, если не сотни тысяч человек.

Фактически, это и была русская нация, которая подобно израильской сформировалась еще в организованной эмиграции. Получись у этих людей вернуться в освобожденную от коммунистов Россию и они, как им думалось, смогли бы вдохнуть в нее свою кипящую энергию, национализировав весь советский русский народ.

Этого не удалось по причине поражения Германии, и удалось бы в случае ее победы, большой вопрос. Но факт в том, что результаты войны, расколовшей на два враждебных лагеря русскую эмиграцию, в итоге похоронили ее: прогерманская часть была разгромлена, та, что поддержала СССР, фактически обессмыслила «белое русское дело», к тому же во всех странах, перешедших под контроль СССР (а это добрая половина Европы) СМЕРШ просто замесил всю белую русскую эмиграцию, как поддерживавшую немцев, так и боровшихся с ними.

Белая русская нация кончилась в 1945 году, к честью для нее, одновременно с остальной традиционной Европой (после разгрома Оси Испания, Португалия, потом и Греция были такими же ее осколками, как и остатки общин русских эмигрантов или немецких в той же Латинской Америке).

Что тут можно сказать?

Казалось бы, что общего есть у красной дореволюционной и белой послереволюционной русской эмиграций, этих абсолютных политических антиподов? А то, что хотя царизм политически породил красную русскую эмиграцию, а советизм — русскую белую, обе они были антропологическим продуктом европейской русской культуры, которая ушла в историю вместе с ее последними носителями во второй половине XX века.

И свидетельством тому тот факт, что как только ушли эти люди — продукт европейской русской культуры, исчезла как феномен русская политическая эмиграция. При царях была, при коммунистах была, а потом взяла и кончилась. А почему? А потому, что иссяк ее антропологический источник — шедевры русской архитектурной школы активно возводили и в СССР при Сталине. а потом вдруг они сошли на нет — почему? Да, потому, что кончились кадры, подготовленные европейской русской культурой, остались лишь совки, способные строить только хрущевские коробки. Так и в эмиграции: потомки носителей европейско-русской культуры в большинстве ассимилировались среди западных народов, а на их место хлынула вторая, третья и четвертая волны «русской эмиграции»: совки и евреи.

Что мы видим в итоге? В отличие от царских времен большинство населения не находится в крепостном рабстве, несколько миллионов человек обладают загранпаспортами, опять же, в отличие от николаевских времен в стране сущствует более-менее массовая оппозиция.

Однако при всем при этом в отличие от того же XIX века породить и структурировать русскую политическую эмиграцию это общество не может, хотя объективная потребность в ней есть. Современная русская эмиграция — это болото, она разобщена и политически аморфна, а та, что политизирована и консолидирована почти всюду еврейская, что делает употребление применительно к ней самого слова «русский» («Новое Русское Слово», «Русская Германия», ага) фарсом.

Что же стало причиной гибели русской эмиграции? Ведь хотя всю дорогу ОГПУ делало свою черную работу, внедряя в ее стан своих информаторов и провокаторов, выкрадывая и уничтожая наиболее перспективых лидеров белого сопротивления (в этом смысле чекисты были в разы эффективнее царской охранки против эмиграции красной), уничтожить ее полностью у советской власти все же возможности не было.

Напомним, что «белые китайцы», например, тоже не смогли победить красных в масштабе всего Китая, но они сумели отстоять для себя Тайвань и создать там собственное государство — «нацию националистов» (Гоминьдан это организация националистов, напомню).

Все белые русские региональные государства в отличие от Китая были уничтожены во время Гражданской войны, но колоссальный потенциал белой русской эмиграции, вполне позволял создать таковое по той же методе, что была у сионистов, с которыми у этой эмиграции было немало общего.

Мешало только одно ж иллюзия, что таким государством может стать Россия, которая де ждет своих избавителей из-за рубежа. Россия, однако, никого не ждала: если в белой эмиграции к тому времени окончательно сформировалась европейская русская нация (которая там же и сгинула), то в самой России — «советская нация», «новая историческая общность людей», появление которой было закономерным итогом развития геополитического феномена России, выплюнувшей тонкую германизированную прослойку русских европейцев.

При этом никто из нерусских европейцев всерьез помогать русским не собирался — в большинстве стран русские эмигранты, выкинутые в чужую жизнь, выживали, как могли, редко где местные правительства покровительствовали им в деле создания гуманитарных организаций и т.п., но это был период, напомню, в котором саму Европу активно трясло, мир находился в условиях жесточайшего экономического кризиса, так что, почва уходила из под ног миллион граждан, живущих в своих странах, что уж говорить об иммигрантах. Ни одно плотное европейское национальное государство не могло позволить себе роскошь, которую позволяла щедрая Российская империя, выделяя земли под собственные деревни немецким переселенцам (тем же грекам), что могло бы дать белым русским свою почву под ногами — во всех смыслах.

Нет, в Европе для русских европейцев места не было, как не было его и дома, в России. Потенциала того же РОВС вполне могло бы хватить, чтобы выбить, выторговать себе колониальный мандат в какой-нибудь Африке, Азии или Южной Америке, создать там хотя бы небольшое государство под выполнение «деликатных задач» — по аналогии с Израилем или Южной Родезией.

Но, история, как известно, не знает сослагательного наклонения. Да и такие дикие идеи в принципе не могли придти в голову носителям культуры, которая была неразрывно связана с Россией и — через нее — с Европой. Посему, когда такая связь рассеялась, как дым, белые русские предпочли просто уйти в историю, а не продолжать ее, ломая себя.

Что же, в любом случае, это достойный конец, и мы как люди, имеющие некоторое отношение к этой культуре и истории, имеем право чтить эти ее страницы, перелистывая их, осмысляя и делая выводы…

(опубликовано в «livejournal«)