Орхан уже не первый журналист, «загадочно» убитый в ходе расследования деятельности ЧВК «Вагнера». Но как мусульманина его с полным правом можно считать шахидом, ин ша Аллах, согласно хадису, в котором сказано, что лучший джихад — это слово правды в лицо тирану.

Вот этим словом правды в лицо коллективному тирану, частью которого являются все эти ЧВК, ФСБ и т.д., и была вся его деятельность. И он не боялся говорить.

На самом деле, я думаю, это именно та смерть, которой он, человек его типа и хотел умереть. Не от болезни и немощи, не в своей кровати и не на больничной койке. Когда-то он написал об Анзоре Астемирове и Мусе Мукожеве: «Оба они приняли смерть, достойную настоящих мужчин и мусульман, покинув этот мир в разгар боя, с пулей в груди, кровью во рту и именем Всевышнего на губах. Господь милостиво избавил их от испытания пленом». Всевышний облагодетельствовал его такой же смертью — мужчины и мусульманина.

Он ненадолго пережил отца, уход которого стал для него тяжелой потерей, и сильно сдал после этого. Достойный сын, достойного отца… Я счастлив, что сумел возобновить общение перед его смертью с Гейдаром и что в последние несколько лет периодически общался с Орханом. Думаю, отец тоже гордился бы и такой жизнью, и такой смертью сына.

Это еще одна, нет, не случайная смерть, а павший в наших рядах. Еще один долг, который мы обязаны вернуть.

На фото — три поколения Джемалей: Джаид и Орхан на заднем фоне и Гейдар в центре кадра (да помилует их Аллах)

Не раз когда ученики Джемаля размещали на своих каналах его цитату об Исламе как об антиродовой религии, призванной разрушить родовые и племенные отношения, у меня возникало желание отреагировать, указав на конкретных примерах, что не все так однозначно.

Вообще, патриархат и династизм это тема, которую я давно хочу проработать на серьезном уровне, в том числе, имея в виду джемалевский концептуальный угол зрения на нее. Но в данном случае скажу просто о том, что болит сейчас.

И Орхан, и сам Гейдар это не просто «случайные» звезды, и это надо понимать. Орхан это сын своего отца, но и его отец был сыном своих отца и матери, внуком своих дедушек, которые все были выдающимися людьми, а его более дальние предки были карабахской знатью.

И на их примере было наглядно видно преимущество именно родовой селекции и потомственной аристократии, наличие которой является серьезным преимуществом того или иного сообщества.

Другой вопрос, что далеко не всегда эта потомственная аристократия служит интересам этого сообщества, особенно, если оно колонизировано, а аристократия встроена в колониальный проект в качестве его местной клиентуры и обслуги. Увы, именно такова ситуация с влиятельными семьями среди российских (и не только мусульман) — династии среди них есть, но в подавляющем своем большинстве это династии конформистов, служащих врагу или, по крайней мере, прогибающихся под него.

Джемали в этом смысле были редким исключением — они были представителями потомственного нобилитета, но бросали вызов той системе, в которую сегодня оформлено подавляющее его большинство. Это казус Флориана Гайера, которого так любил (и видимо, поэтому, лично) Гейдар, и который в полной мере был применим и к Орхану.

Так что, уже один пример Джемалей должен заставить нас рассматривать его тезис под разными углами. Исламский подход, конечно, противостоит кастовой непроницаемости, он несовместим с представлениями о самоценности рода и является вызовом той потомственной элите, которая в угоду сохранению своих позиций с потрохами сдает принципы и ценности, что в свое время привели ее предков наверх. Однако родовая, потомственная элита, накапливаяющая достижения предков, чтобы поставить их в своем лице на службу Высшему принципу, в Исламе возможна, и Джемали были именно ее представителями.

С Орханом мы в последний раз вживую встретились в Стамбуле, в 2015 году, а после этого общались уже только по телефону. Я звонил, чтобы принести соболезнования в связи со смертью Гейдара, очень тепло поговорили тогда. Потом еще несколько раз списывались — созванивались, даже посотрудничали в одной медийной операции. Последний раз общались, когда обсуждали историю встрявшего в Армении Салмана с перспективой его экстрадиции в РФ, которая на тот момент была весьма реальной.

Так вот, ту встречу я помню, как будто бы она была вчера. До этого с Орханом мы общались только у Гейдара, так что потом, после разрыва, а в последующем и конфликта, отношений никаких не было.

Встречу же нашу подготовил Айрат, да освободит его Аллах, а устроили Айрат и Хамза, которые пригласили нас обоих. Кстати, благодаря Айрату же мне удалось напоследок примириться и с самим Гейдаром — он мне рассказал про его болезнь, я через него попросил разрешения написать Гейдару, тот согласился и Айрат нас скоммуницировал. Айрат, подозреваю, что ты меня периодически читаешь — я не забыл тебя и помню про тебя все эти годы, но, увы, и твоя, и моя ситуация таковы, что не дают мне в ней возможности доказать это, как хотелось бы…

Орхан, конечно, нес с собой эту неповторимую энергетику, связывающую его с отцом, эту атмосферу причастности к Гейдару. Я помню, как мы вместе шли из того стамбульского кафе и я делился с ним мыслями о том, какой должна быть стратегия исламских сил в послепутинской России. Он, похоже, молча соглашался, по крайней мере, напряженно думал.

Орхан на могиле отца. Алма-аты, 2017 год

Что хотелось бы еще сказать… В эти дни по сети ходит текст, по-моему Расула Тавдирякова, о том, что мусульмане не ценят своих лидеров мнений и производителей смыслов, не обеспечивают им возможность заниматься тем, чем они должны были бы заниматься, толкая их таким образом в том числе на авантюры с целью элементарно свести концы с концами.

Но проблема не только в обеспечении деятельности, и уж, конечно, наивен вывод, что Орхану лучше было сидеть на Эхо Москвы и телевидении и там защищать права мусульман — долго бы ему этого делать не дали. Ведь он и сам в какой-то момент почти уехал из России, работал в Украине, а потом вернулся обратно — не пошло. В Стамбуле мы обсуждали как раз создание медийно-политического центра сборки неподкремлевского российского ислама. Чем все эти мухаджирские проекты там кончились, и почему — хорошо известно. «Гостеприимство» принимающей стороны — это один вопрос, но отсутствие внутренней ресурсной составляющей — не менее важная часть проблемы, ведь иначе все это можно было бы сделать в Украине или где-нибудь еще.

Кстати, эти проблемы далеко не только у нас. В связи с этой историей обсуждают правильность или неправильность действий Ходарковского, но меня поражает другое — с его-то ресурсами он не удосужился создать сеть с центрами хотя бы для либеральной политэмиграции, а ведь он не один такой кошелек в их среде. И что же — они по сути прозябают кроме пары десятков пристроенных в разные фонды и медиа человек. Но нет при этом ничего сопоставимого ни с постреволюционной русской эмиграцией, ни с предреволюционной, ни с той же послевоенной хорватской или украинской.

И все же, закончим эти воспоминания-размышления в духе драматического оптимизма, а не декадентства. У каждого из нас свои срок и миссия. Орхан и его отец, по крайней мере, выполнили свои, они посеяли семена культур, настолько жизнестойких, что когда-нибудь они обязательно прорастут. Совсем не факт, что в нашем лице, кстати. Но в чьем-нибудь — обязательно. Так что, пока будем продолжать сеять в надежде на это будущее.

Сын Орхана Мансур на похоронах отца

Похороны Орхана сегодня поставили исламский фактор в центр гражданской, настоящей гражданской жизни страны, в одном ряду православием.

Расторгуева отпевали в церкви, Орхану читали джаназа в Соборной мечети, и это был тот редкий случай, когда у многих людей молитва в этой мечети вызывала не неприязнь, как каждый раз по мусульманским праздникам, а человеческое сочувствие.

Не только своей жизнью, но и своей смертью журналист-мусульманин Орхан показал, как мусульмане могут играть в российском обществе достойную роль, а не находиться на его маргинальной обочине.

Конечно, тогда, когда это общество по-настоящему появится…