Один уважаемый мною человек в рамках подготовки к интервью по соответствующей теме попросил меня ответить ему на 4 вопроса о политическом исламе на Кавказе.
Прежде всего, хочу сказать, что я не лучший эксперт по Кавказу, и что есть люди с самого Кавказа, в том числе, участники и очевидцы соответствующих событий, которые ответили бы на эти вопросы гораздо лучше меня. Поэтому буду излагать свое мнение со стороны, как наблюдатель.
1. Какова была роль политического ислама в новейшей истории Северного Кавказа
Очевидно, роль политического ислама в широком смысле этого понятия, то есть, как исламского фактора, обретающего политическое измерение, в новейшей истории Северного Кавказа весьма значима.
Во-первых, потому что одним из центральных событий этой истории стала война в Чечне, в которой политический ислам, начиная ближе к концу первой войны, а в полный рост уже со второй, становится ведущим фактором вооруженного сопротивления Кремлю.
Во-вторых, круги от этой войны, как известно, пошли и по другим территориям Северного Кавказа, где возникли аналогичные силы, которые слились сперва в Кавказский фронт Ичкерии, а с 2008 года — в Имарат Кавказ. Все это происходило на основе именно политического ислама (какого и как — сейчас выведем за скобки) в отличие от аналогичного объединения под эгидой Конфедерации Горских Народов Кавказа (в последующем просто Конфедерации Народов Кавказа), платформа которой была национально-освободительной, светской и мультиконфессиональной.
В-третьих, в результате подобного развития событий во всех мусульманских республиках Кавказа именно фактор вооруженного политического ислама долгие годы был единственной реальной альтернативой существующей системе. Только в последние годы в результате его фактического разгрома как реального фактора силы, эта ниша освободилась и мы наблюдаем попытки ее заполнения другими претендентами, будь то правозащитники, стихийные профсоюзы (например, дальнобойщики), заново активизировавшиеся национальные движения.
2. Что помешало институционализации политического ислама, созданию влиятельных политических партий?
Здесь, на мой взгляд, нужно определиться с тем, о каком уровне мы говорим. Учитывая то, что в Чечне шла война, возникающие там исламские группы по определению могли быть только вооруженными, так как никакой возможности для развития мирной политической жизни, в которой мог бы проявиться и политический ислам, там не было.
Если говорить о политическом пространстве в рамках государственного и законодательного поля РФ, то теоретически, наверное, возможности для институционализации политического ислама в атмосфере 90-х годов, с их относительной свободой партий и общественных объединений были. И тут надо напомнить, что в перестроечные годы в СССР такая сила как раз была — общесоюзная Исламская Партия Возрождения. Однако если после распада СССР в том же Таджикистане республиканский филиал партии сохранился и стал политической силой в масштабах нововозникшей страны, в России ИПВ в масштабах всей РФ не сохранился и не возник. На Кавказе ее филиалы погрузились исключительно в местную политическую борьбу, к тому же, расколовшись на несколько групп (линия А.Ахтаева и линия И.Умарова — М.Багаутдина), а на федеральном уровне проект политического ислама пытался представлять покойный Г.Джемаль, но не опираясь на реальную силу на местах, он мог работать только в нише теоретика и просветителя, подготавливающего почву для реализации этих идей уже будущими поколениями.
Союз Мусульман России возник уже в неблагоприятной политической обстановке, на фоне вооруженного конфликта в Чечне, и можно сказать, что благоприятный момент для институционализации политического ислама был упущен. А убийство его яркого лидера Н.Хачилаева похоронило этот проект.
Еще несколько попыток институционализации политического ислама было предпринято на заре путинского правления, в начале нулевых годов. В этом ряду можно перечислить и Исламский конгресс — Собрание М.Салахетдинова, и Российское Исламское Наследие, и инициативу создания общероссийского исламского движения, выдвинутую М.Карачаем и поддержанную рядом авторитетных среди джамаатов проповедников, в попытке реализации которого я также принимал участие. Эти проекты, как это понятно сейчас, на тот момент, в складывающейся политической системе, характера которой многие из нас тогда еще не понимали, уже просто не имели шансов на реализацию, и в скором времени силовики начали зачистку даже общественного и религиозного исламского пространства, уже не говоря о возможности его политической консолидации.
В качестве своего рода курьеза можно упомянуть и проект создания «исламского крыла» партии «Единая Россия» под Рамзана Кадырова, вокруг которого предлагалось объединиться противоборствующим ДУМам. Инициаторов этого проекта, насколько я знаю, в итоге достаточно жестко
одернули и они заплатили за него немалую цену в буквальном, финансовом смысле.
3. Насколько важна роль образования?
4. Каковы перспективы политического ислама в регионе?
Позволю себе объединить ответ на оба этих вопроса, а заодно и подытожить ответ на предыдущий.
Роль у образования в широком смысле этого слова ключевая и перспективы у политического ислама в регионе могут быть только в том случае, если у него появится новое поколение идеологов и лидеров. Потому что старое поколение — я не говорю сейчас об отдельных личностях, но о поколении в целом или как говорят в таких случаях, «волне» — не обладало опытом, знаниями и кругозором, соответствующими масштабу возможностей, с одной стороны, и рисков и угроз, с другой, которые возникли в 90-е годы. И именно это стало одним из ключевых факторов недееспособности политического ислама на Кавказе и постсоветском пространстве в целом.
Причем, когда мы говорим об образовании, надо понимать, что критически важны как религиозное, так и светское, в особенности гуманитарное образование. И в обоих случаях качество должно быть важнее количества — как самих знаний, так и их носителей.
Если мы говорим о религии, главной угрозой для политического ислама является господство среди активных, искренних мусульман такого понимания религии, которое несовместимо с самим политическим мышлением в среде мусульман, их политической деятельностью, политической консолидацией. Такое понимание религии имеет множество версий, и мы вряд ли можем надеяться на их исчезновение, но если мы хотим, чтобы у политического ислама было будущее, представители всех этих тупиковых парадигм должны быть вытеснены на периферию мусульманской жизни и лишены возможности оказывать на нее серьезное влияние. Для этого нужно, чтобы получили развитие адекватные исламские религиозные школы, причем, видимо, разные, но способные вести друг с другом диалог с разных флангов, а не войну на истребление. Нужно, чтобы у них были соответствующие авторитеты, находящиеся друг с другом в диалоге, а также достаточное количество последователей, способных взять верх над деструктивными силами в нужный момент.
Что касается гуманитарного образования, должна быть решена проблема конфликта между фундаментальным религиозным и светским образованиями и мышлениями. Я сомневаюсь, что она может быть решена во всеобщем масштабе, поэтому, на мой взгляд, ставку надо делать на подготовку светских интеллектуалов с исламским мировоззренческим и поведенческим стержнем, которые признают авторитет адекватных религиозных ученых, взаимодействуют с ними и в свою очередь поддерживаются ими. То есть, нам нужна новая исламская меритократия, система подготовки и взаимопризнание авторитетов в разных нишах.
Что касается собственно перспектив политического ислама, мы должны понимать, что перспектив ни у чего политического кроме разных бизнес-политических имитационных проектов в рамках нынешней системы быть не может, будь то политический ислам, политический либерализм, политический национализм, политический социализм и т. д. Поэтому я не сторонник того, чтобы в нынешних условиях форсировать события и подставлять и без того хрупкие, немногочисленные кадры под разгром, оформляя их в какую-то партию, движение и т. п. Вместе с тем мы должны понимать, что расконсервация политической жизни в стране может произойти очень быстро, буквально в считанные недели, ведь Россия это такая страна, в которой сегодня невозможно ничего, а завтра будет возможно все. И к такому сценарию исламские силы, кадры и авторитеты должны быть готовы морально, идеологически и политически — по пониманию того, чего они собираются добиваться и с какими препятствиями им придется столкнуться.
Что касается Кавказа, очевидно, что внутри него этих препятствий будет много, как в самом исламском пространстве, так и со стороны враждебных ему сил. Сейчас уже видно, что одним из ключевых факторов риска будет пресловутый национальный вопрос, который затушить, повторяя мантры «в исламе нет наций», не получится. Поэтому ответственные исламские лидеры и интеллектуалы должны думать о теоретической и практической модели, которая позволит модерировать эти процессы и не даст им разнести кавказское исламское пространство в клочья.
Харун, вы однажды заявили, что в будущем часть Кавказа может выйти из состава РФ, а вот Татарстан, скорее всего, останется. Но как вы себе это представляете? Ведь процедуры выхода из состава федерации не предусмотрены, за выход предусмотрена война федералов против сепаратистов. Если же государство распадётся, то в новое государство Татарстан однозначно не войдёт, также не войдут из-за потери связанности страны Башкортостан, Оренбургская область, Тюменская область вместе с округами. Второго шанса Татарстан не упустит теперь. Как только риск получить превращение Казани в Грозный станет околонулевым, Татарстан немедленно объявит свой суверенитет и войдёт в ООН.