В обсуждении статьи о расслоении между мусульманскими странами в современной мир-системе были высказаны мнения, которые я решил прокомментировать отдельным текстом в силу важности данной темы.

Один из комментаторов заявил следуюшее: «Ну а что тут удивительного? «Классовое разделение» пусть и не в классическом понимании еще никто не отменял. А разговоры про «умму» и «исламский мир» это из разряда «опиума для народа». Все как в старь. Вам ли как истинному ценителю Ленина этого не знать:)».

Другой высказался примерно в том же духе:  «Выходит больше нет единой уммы, а есть сотни умм которые находяться в разных состояниях».

Давайте разберемся с этим, потому что ленинский взгляд был упомянут очень кстати, так как это поможет нам увидеть как сильные, так и слабые стороны т.н. «классового подхода». Его привратное понимание, наложенное на декларации об успешном построении в СССР бесклассового общества, родили у советских людей очень своеобразное представление о народном единстве как отсутствии различных классовых интересов, наличие которых, соответственно, понимается как отсутствие такого единства. Впрочем, надо сказать, что взгляд этот присущ далеко не только советским людям — это левый по своей природе, эгалитаристский взгляд и при наложении на исламскую систему координат он порождает соответствующее отношение к Умме.

Так, если мы внимательно посмотрим на идеал Уммы в понимании Хизб ут-Тахрир и аналогичных групп, то обнаружим, что фактически речь идет об аналоге «новой исторической общности — советский народ», в которой исчезают классовые, национальные и т.п. противоречия, и достигается полное народное единство.

Меж тем, как показал еще шесть веков назад Ибн Халдун, реалии Уммы были далеки от этой утопии уже тогда, когда она была значительно ближе к своему идеалу чисто по объективным, временным параметрам. Ибн Халдун говорил о том, что движущей силой политики и истории являются конкретные асабийи, то есть, группы с общими целями и сплачивающими признаками. То есть, можно сказать, что в каком-то смысле он был нашим «Лениным», который смотрел на историю через призму «классового», партикуляристского подхода.

Однако отличие Ибн Халдуна заключалось в том, что признавая наличие, в том числе среди мусульман, различных групп, интересов и их конфликтов, он не отрицал такую категория как Умма. Противоречие? Непоследовательность? Не думаю.

Дело в том, что все эти группы рождались и действовали все равно в одном ценностном пространстве, которым и была Умма. Таким образом, эта Умма не была каким-то монолитным народом, но была средой, пространством, в котором возникали и угасали, сменяя друг друга в качестве ее лидирующих сил различные борющиеся за власть и ресурсы группировки.

И вот тут стоит обратиться к пониманию политического сообщества, альтернативному «советскому» подходу с его подсознательным восприятием как чего-то монолитного. В частности, известна категория «воображаемого сообщества«, введенная британским исследователем политических наций Бенедиктом Андерсоном. Но вопреки тому, что могут подумать люди, не знакомые с этой концепцией, воображаемый характер современных политических сообществ, наций, по Андерсону, означал не их фантомность, не то, что их не существует, а то, что они существуют благодаря воображению. Так, если люди, которые живут в одном городе, могут чисто физически видеть друг друга и наглядно переживать свою сопричастность друг другу, как это было с мусульманами Медины, то люди, которые в реальной жизни никогда не видели и не увидят друг друга, такую общность могут ощущать только благодаря воображению или сознанию.

Что же порождает такое воображение или осознание общности в реальности не знакомых друг с другом людей? Самые разные вещи, но в том числе — общность ценностей, идеалов и принципов. Очевидно, что именно такова общность Исламской уммы как классического «воображаемого сообщества», которое, тем не менее, успешно существует уже почти полтора тысячелетия, охватывая людей самых разных этносов, рас, культур и т.д.

Означает ли наличие «воображаемого сообщества» отсутствие внутри него «классовых» противоречий? Конечно, нет, и можно сказать, что чем больший круг людей охватывает такое сообщество, и чем более разные эти люди, тем больше будет этих противоречий. Отменяют ли они его единство? Нет, просто они существуют в разных плоскостях — в одном воображаемые (но от этого не менее реальные!) идеалы и ценности, объединяющие людей, дающие им их идентичность, которую они разделяют, в другой — материальные, мирские интересы.

Впрочем, надо признать, что это объяснение не устраняет всех проблем, которые существуют сегодня на практике. Да, с того момента, как Умма из реально осязаемого территориального сообщества в Медине превратилась в расширяющееся и постоянно меняющееся воображаемое сообщество, особенно с распадом централизованного государства после Омейядов (что было неизбежно в связи с расширением Исламского мира) она перестала соответствовать своему идеалу общественного единства. Однако XX век с его образованием внутри Исламского мира государств-наций западного модерного происхождения еще больше усугубил этот процесс. Ведь до этого момента политические расколы и конфликты затрагивали только верхи Исламского мира — те или иные династии, их служащих и сторонников, конфликтующих ученых. Обычные мусульмане же спокойно могли перемещаться по всему Исламскому миру, внутри которого не существовало государственных границ или таможенных барьеров, путешествовать, учиться, торговать, выбирать себе место жительства.

До образования современных национальных государств религия фактически заменяла мусульманам гражданство, которое признавалось всеми правителями мусульманских земель при условии лояльности им его обладателя на их территории. Сегодня же «классовый» раскол внутри Исламского мира охватывает не только верхи, но и низы, то есть, массы мусульман по принципу их гражданства. Одно государство не признает граждан другого, даже, если они придерживаются той же религии, которая провозглашена государственной в этой стране и рассматривается ей как основа ее идентичности. И это, конечно, значительно ухудшает ситуацию по сравнению с тем, что было в классическую эпоху исламской истории.

С другой стороны, можно сказать, что это изменение в степени, а не сущности. Ведь и в классический период исламской истории мобильность была доступна далеко не всем, и сегодня ею обладают многие состоятельные или авторитетные люди, несмотря на ограниченность их гражданства. И в классический период реальная социальная среда на местах могла быть весьма закрытой для чужаков и дискриминационной. Исламский мир на местах не был «открытым обществом» в понимании современных либералов — это была достаточно жесткая система низовой, автономной, но именно само-организации — по цехам, по местным общинам, по тарикатам, иногда по племенам. Любого могли принять, как гостя, как и сейчас как гостя тебя много где примут по визе или даже без, но если ты хотел осесть на новом месте и стать частью местной среды, тебе приходилось вписываться и социализироваться через доминирующие там структуры. Просто такой структурой, руководящей социализацией, было не государство-нация, как сейчас, а местное сообщество.

Да, надо признать, что и единства Уммы, и мобильности мусульман внутри нее с возникновением в ней государств-наций модерного западного типа стало гораздо меньше. Тем не менее, они есть, потому что сотни миллионов мусульман по всему миру ощущают свое единство поверх государственных и любых других границ. И несмотря на свою принадлежность к разным «классам» или асабийям, порой конкурирующим, есть вопросы, в которых они готовы выступать заодно — защита Корана, защита чести Пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, защита символов и святынь Ислама и т.п. В этом смысле Умма как «воображаемое сообщество» остается одним из наиболее многочисленных и ощутимых в мире. И это «воображаемое сообщество» производит вполне реальные сообщества политических и геополитических субъектов, пусть и не первого порядка в мировом масштабе, как было в прежние времена, но тех, с которыми приходится считаться, будь то сильные региональные государства или негосударственные структуры, как национальные, так и интернациональные.

Понятно, что для того, чтобы быть на мировой арене игроком первого уровня, каким она должна быть, и чтобы быть в состоянии решать проблемы всех реальных сообществ, относящих себя к ней, она должна обеспечить другую степень единства и взаимодействия между ними, найти для этого адекватные и эффективные формы. Миллионы мусульман в самых разных странах, на разных континентах мечтают и продолжат мечтать об этом, даже если в данный момент воплощение в жизнь их мечтаний затруднительно.

Это наглядное подтверждение того, что Исламская умма есть и будет до Судного дня. В этом нет никаких сомнений (даже у наших врагов, и у них в первую очередь), если адекватно понимать ее суть.