Колумнист Харун Вадим Сидоров размышляет о политике РПЦ и считает, что в ней просматриваются противоречия, которые, по мнению эксперта, являются признаком двойных стандартов.

Минувшая пятница привлекла внимание многих россиян к новостям, связанным с Турцией. Религиозно ангажированной их части — к первой за 86 лет пятничной молитве мусульман в Айя Софии, которая снова была превращена из музея в мечеть. Нерелигиозных или больше озабоченных мирскими делами — к новости о возобновлении авиасообщения между Россией и Турцией, которая воодушевила их возможностью отдохнуть на столь любимых турецких пляжах.

Последнее, однако, понравилось далеко не всем.

«Имамы из Святой Софии в Турции начали читать суры Корана. В тот же день РФ открывает авиасообщение с Турцией, чтобы наши безбашенные, вненациональные любители моря рванули в погружающуюся в неоосманизм эрдогановскую Турцию. Это ли не рабское состояние самосознания? И очередная аномалия внешнеполитического облика РФ?», — написал Михаил Смолин, один из лидеров общества «Двуглавый орел», возглавляемого Константином Малофеевым, который с недавних пор стоит у руля официального общественного крыла Русской Православной Церкви — Всемирного Русского Народного Собора.

Учитывая такую аффилированность, не будет натяжкой сказать, что Смолин выразил отношение к этим событиям мейнстримных кругов РПЦ. Тем более, что последние, как могли, пытались активно воспрепятствовать превращению Айя Софии из музея снова в мечеть.

Так, в обращении патриарха Кирилла от 6 июля 2020 года турецкие власти призывались к сохранению «нейтрального статуса Святой Софии», что объяснялось тем, что «долг всякого цивилизованного государства — сохранять равновесие: примирять противоречия в обществе, а не обострять их; способствовать объединению людей, а не разделению».

Однако хотелось бы поинтересоваться, насколько этим призывам соответствуют резонансные действия самой РПЦ?

Конечно, велик соблазн задать этот вопрос применительно к ситуации с фактической передачей в распоряжение РПЦ Исаакиевского собора Санкт-Петербурга, которое поддерживало лишь 17% опрошенных горожан. Но эта аналогия, хоть и применима к проблеме «сохранения равновесия», «примирения противоречий в обществе» и «объединения людей, а не разделения», уместна лишь отчасти, так как восстановление церковных служб в музее в случае с Исаакиевским собором не затрагивало сферы межрелигиозных отношений, как это было с Айя Софией.

Что ж, можно рассмотреть примеры, в которых действиями РПЦ затрагиваются отношения не только религиозных и светских сограждан, как в случае с Исаакиевским собором, но и между представителями разных конфессий. Так, за три недели до призыва патриархом Кириллом турецких властей к обеспечению нейтральности Айя Софии он торжественно и демонстративно, при участии поддержавших его в этом российских властей, растоптал религиозную нейтральность российского государства и его армии. Речь идет об открытии в подмосковном парке «Патриот» главного храма Вооруженных сил России, которым стала именно церковь РПЦ — «Храм в честь Воскресения Христова».

Между тем Российская Федерация не только является светским государством де-юре, но и в отличие от Турецкой Республики является многоконфессиональной страной де-факто. Ведь последняя не просто пережила полный распад Османской империи, но и возникла из него. Греция, Сербия, Болгария, Румыния отделились от Османской империи и стали независимыми государствами, а в составе Турецкой Республики, созданной на территории преобладания мусульманского населения, больше не осталось провинций с христианским большинством. Отсюда и демография — в Турции не более 2% ее граждан причисляют себя к христианам при подавляющем большинстве тех, кто считает себя мусульманами (хотя далеко не все из них являются таковыми в строго религиозном смысле).

В отличие от Турецкой Республики Российская Федерация включает в себя восемь государственных образований (в ст. 5 Конституции РФ ее республики определяются как государства), названных именами титульных для них исторически мусульманских народов: Чечня, Ингушетия, Дагестан, Карачаево-Черкессия, Кабардино-Балкария, Адыгея, Татарстан и Башкортостан, не считая компактного проживания коренных исторически мусульманских народов в ряде других регионов (Поволжья, Урала, Сибири) и захваченном Крыму. Поэтому доля мусульман в населении России по данным уже 2012 года составляла 10%, а в свете общеизвестных демографических и миграционных тенденций сегодня как минимум не меньше, а скорее всего, еще больше.

Учитывая декларируемое равенство российских граждан в правах и обязанностях, в частности, обязательность воинской службы для россиян мужского пола вне зависимости от их национальности и вероисповедания, как можно оценивать провозглашение главным храмом российских призывников и кадровых военнослужащих из числа мусульман православной церкви? Способствовало ли оно «сохранению равновесия» и «объединению людей» и «примирению противоречий» в обществе, либо наоборот — их «обострению» и «разделению», от которых предостерегал турецкие власти патриарх Кирилл?

Тот же самый вопрос мог возникнуть за день до проведения пятничной молитвы в Айя Софии, когда стало известно, что в России планируется строительство очередного «главного храма» — на этот раз ее Олимпийской сборной, которым должна будет стать «Церковь в честь благоверного князя Дмитрия Донского».

Вопрос особенно интересен, если учесть, что на последних Олимпийских играх представители мусульманских народов принесли Олимпийской сборной России 10 медалей из 56, то есть, 17% добытых российскими олимпийцами наград. Так что же получается — перед следующими Олимпийскими играми борцов из мусульманских республик Северного Кавказа пригласят на службу в Церковь в честь Дмитрия Донского или в отличие от тех, кто пойдет в этот главный храм Олимпийской сборной, они как изгои отправятся в свои мечети, не имеющие к этой сборной никакого отношения?

Стоит оговориться, что никто не может запретить удовлетворять духовные потребности православных воинов, олимпийцев и представителей других профессий и занятий, строя для них православные церкви по месту службы. Но почему бы тогда так их и не называть — главный храм православных военнослужащих России, главный храм православных олимпийцев России и т. д.? При таком подходе у их коллег — военнослужащих, олимпийцев-мусульман и представителей других конфессий не было бы повода чувствовать себя ущемленными, ведь свои официальные храмы могли бы быть и у них.

Однако руководство РПЦ осознанно называет свои церкви главными храмами не только православных, а всех российских — военнослужащих, олимпийцев и т.п., заставляя таким образом тех из них, кто не может ощущать православные церкви своими храмами, чувствовать свою неполноценность и чуждость — Вооруженным силам, Олимпийской сборной и иным государственным институтам светско-многоконфессиональной России.

Так имеет ли моральное право РПЦ, проводящая подобную политику разделения и обострения противоречий в многоконфессиональной России, предостерегать от нее власти моноконфессиональной Турции?

Опубликовано на Idel.Реалии

Leave a Reply

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*