При том, что в городе я был наверное дюжину раз, так как всегда это было транзитом, разглядеть его хорошо удалось впервые.

Варшава как город в моем восприятии вписывается в один ряд с такими городами как Минск и Москва, отличаясь не только от таких городов как Прага, но и от таких как Вильнюс (Вильня) или Краков. О последних чуть позже, а вот с первыми двумя Варшаву как город роднит определенная советскость или даже сталинскость, проглядывающая вот в таких архитектурных решениях, любому человеку жившему в Москве не могущих не напомнить башни Московского университета.

Ну и обилие русского языка, бросившееся в глаза или точнее бьющее в ухо (правильнее было бы сказать «режущее», но мне-то оно не режет) — его с собой принесли украинские беженцы, хотя среди носителей русской речи порой, кажется, встречались и релоканты из России.

Если говорить об иностранном присутствии, то стоит отметить, что Варшава сегодня это уже не та Варшава, которая мне запомнилась впервые где-то дюжину лет назад. Несмотря на долгое правление националистической коалиции, иностранного присутствия в польской столице стало ощутимо больше. Это, наверное, естественный, общемировой процесс, но все же, везде у него своя специфика. И Варшава в этом смысле напоминает не французские города, о которых я собираюсь написать в следующей путевой заметке, и не Москву, но куда более однородный восточноевропейский город с иностранными вкраплениями. Причем, однородный уже не этнически, но пока еще расово — то тут, то там попадаются на глаза африканцы и азиаты, но все же ощутимое численное превосходство еще за северо-европеоидной массой, коренными европейцами.

Есть теперь в Варшаве и центрально- и мало- азиатское присутствие — очевидно не столь массивное как в Москве, но наметанный глаз его заметит. Так, еще в прошлый мой визит сюда меня подвозил парнишка-туркмен, перебравшийся в Варшаву из Турции из-за дороговизны жизни и в связи с падением курса лиры. В этот раз одним из подвозивших меня таксистов был турок, эмигрировавший по тем же причинам и костеривший на чем свет стоит Эрдогана под мое подтрунивание, что турки снова избрали его (а президентские выборы прошли только-только). В другой раз меня подвозил таксист-таджик, виртуозно владеющий русским матерным, которым он обкладывал как ксенофобов Варшавы, так и ксенофобов Москвы, в которой работал раньше, первых еще и за то, что его, «перса», называют русским. Словом, много тюрок и какое-то количество «персов» перебираются сейчас в Варшаву подработать, но по моим ощущения, вынесенным из разговоров с ними, никто из них не собирается оставаться в ней навсегда — настрой либо двигать дальше на Запад, либо возвращаться в родные края.

Кстати, о такси — им приходилось пользоваться уже в поздний час, либо когда поджимал график. В городе достаточно развитый и разветвленный общественный транспорт, использование которого позволяет лучше увидеть его изнутри, и облегчается гугл-картами. Словом, главное ощущение от Варшавы — это крупный столичный город, а не камерный земельный. И тут впору поговорить о его соотношении с Вильнюсом (Вильней) или Краковым.

Соотношение это таково, что все столицы государств, возникших на территории земель, ранее входивших в Речь Посполитую, исторически таковыми не являлись. Столицей Беларуси больше исторических оснований было стать не у Минска, а у тогда еще Вильни, столицей Литвы — не у Вильнюса, а у Каунаса (Ковно), а вот столицей Польши — не у мегаполисного новостроя Варшавы, но у таинственного Кракова, чем-то напоминающего Вильню, но чем-то уже Прагу и старые центральноевропейские, германские по духу города.

Тем не менее, у серьезно разрушенной во Вторую мировую войну и застроенной впоследствии сталинско-советской архитектурой Варшавы свой исторический центр, хранящий ее душу, тоже есть — это Старый город, по-польски Stare Miasto, Starówka. На пути к нему из современного центра, через крупный городской парк встретил величественный воинский монумент с «вечным огнем» и почетным караулом, что опять же напомнило Александровский сад в Москве.

Но если в Москве эта воинская память сконцентрирована на событиях Второй мировой войны, то у Варшавского воинского мемориала на памятных досках вокруг огня исторический охват много больше.

Соприкосновение с этим мемориалом и караулом, смену которого мне довелось наблюдать, сходу дает понимание, что поляки — народ с сохранившимся воинским стержнем. При том, что своя воинская традиция и воинственная прослойка есть и у чехов, вопреки прививаемому им образу Швейка, разница между расслабленными караульными в Пражском граде и польскими караульными явно бросалась в глаза, внушая уважение к польским военным, своей воинственностью и вымуштрованностью напоминающим турецких (а параллелей у Польши и Турции сегодня вообще немало).

Если же говорить о Старом городе, в который попадаешь вскоре после этого, то он почти стопроцентно «барочный» — в том смысле, что готического ядра у него нет, и это то, что отличает его и от старых городов остальной Центральной и Западной Европы, и от польского Кракова.

Душа польского «барокко», как и вообще польской культуры, как она исторически сформировалась — католическая. И несмотря на отсутствие в Варшаве раннего готического слоя эта церковная душа поляков явила себя мне так же, как до этого явила себя их воинская, армейская душа. Прогуливаясь по Старому городу, я был поражен тому, как в районе десяти часов вечера из одного из костелов повалила толпа прихожан с закончившейся службы.

Люди шли и шли, шли и шли, но самым впечатляющим в этом был типаж этих людей. Ничто во внешнем виде не выдало бы в них специфически религиозных людей в отличие от прихожан православных церквей, мечетей или синагог. Они были одеты абсолютно как современные горожане, и потому выйдя из костела, легко потом растворялись в толпе обычных горожан, но присмотревшись к ним можно было увидеть на лицах религиозную сосредоточенность, породу. Особо впечатлило и то, что было много как молодых пар, так и многопоколенчатых семей — дедушки-бабушки, мамы-папы, дети-внуки.

Нельзя было, конечно, оказаться в историческом центре Варшавы и не посетить несколько польских костелов. Под замком я как-то писал для френдов о своем впечатлении от лютеранской церкви Фомы в Лейпциге — храм германского народа и сосредоточие его духа. В польских костелах, которые я посетил, ощущение было аналогичным — католического универсализма, присущего древним церквям Падуи, в них не чувствовалось, тут обитель пылкой национальной религиозности, неотъемлемой составляющей которой наряду с образами Христа и Марии (мир им) являются образы национальных польских героев, в том числе воинских.

При этом религиозность эта именно пылкая — ни в Чехии, ни в Германии мне не доводилось наблюдать, как люди в церкви встают на колени и молятся со скрещенными руками. В польских костелах это обычное явление, причем, так молятся не только люди характерной «богомольной» внешности, но и респектабельно выглядящие представители среднего класса, в том числе молодые, спортивного вида мужчины.

Армия и костел это видимо резервуары традиционного польского духа, которые пока полны, и это то, что отличает Польшу от западноевропейских стран. Но Варшава уже не та, какой я ее впервые запомнил полтора десятилетия назад, не такие и поляки. С одной стороны, это приятно — больше улыбающихся лиц, доброжелательности, открытости, комфорта. В этом смысле наверное все крупные города, включающиеся в ритм и уклад глобальной цивилизации, сегодня начинают выглядеть одинаково, привычно и понятно для обитателя любого из них, умеющего ориентироваться в средствах поиска, коммуникаций и т.д. С другой стороны, вместе с этим в них проникают и получают распространение характерные проявления этой цивилизации. Я по счастью уехал из Варшавы раньше лгбт-прайда, но он собрал десятки тысяч людей, а тема эта была заметна и во время моего визита в город. Нет, не сказать, что в глазах рябило от радужных флагов, но в центре они то и дело попадались на разных балконах, а реклама «месяца любви и равенства» крутилась даже на экранах в общественном транспорте.

При этом у власти пока находится консервативная ПиС, и порождаемые ее политикой противоречия, которые являются противоречиями в чаяниях разных сегментов польского общества, достаточно остры. Осенью в стране предстоят важные общенациональные выборы, и в разговоре один из собеседников рассказал, что многие его польские друзья собираются эмигрировать, если ПиС снова останется у власти. Это было удивительно слышать, потому что говорил не либерал или левак, а беларуский националист старой школы, достаточно правых взглядов. Правда, не христианин, а язычник, так что, возможно, сказывался этот фактор. Потому что многие поляки недовольны не столько запретом и криминализацией абортов или противодействием лгбт-пропаганде (довольно мягким, как можно было видеть), но создаваемыми обывателям неудобствами, например, из-за запрета работать в воскресенье.

Словом, эти польские выборы будут иметь наверное такие же характер и значение, как и недавние турецкие, которые тоже в значительной степени были схваткой между консервативным и либеральным полюсами общества. Я своих симпатий не скрываю — они на стороне консерваторов по многим причинам, от почти безупречной внешней политики до сохранения среды обитания, комфортной для здравых центральновосточноевропейцев, при том, что как видно, ниши для других в ней есть тоже и расширяются. Но решать будут поляки, и вероятность того, что маятник симпатий польского общества качнет в другую сторону, велика. Правда, и в этом случае с консервативной частью польского общества возможной либеральной власти все равно придется считаться — она в стране есть и весьма сильна.

Июнь- июль 2023 года

Желающие компенсировать автору путевые расходы могут сделать это